Ми мордами на стенках, а две оседлали животных: одна — зайца, другая — собаку. В свою оче в силу этого последнего замечания и «нееврейский» контекст в римских надписях, в частности там, где они отражают нееврейский с «нормативной» точки зрения характер погребения, не может, вопреки Чериковеру, рассматриваться в качестве критерия этнической и религиозной принадлежности римских Еацра&шу’ов. Ни кремация (Iunia Sabatis67), ни начертание D. M., то есть Dis Manibus, вопиюще противоречащие иудейскому монотеизму (Aurelia Sabbatia, Claudia Sabbathis68), не могут однозначно отрицать какую-либо связь усопшего с иудаизмом. Достаточно вспомнить, без преувеличения сказать, знаменитый саркофаг «четырех времен года с менорой» из римского Museo delle Terme — «the best known of the remnants of Jewish sarcofagi from Ancient Rome»69. Саркофаг декорирован типичнейшим (по крайней мере для I—II вв.70) трафаретом римской погребальной утвари — сюжетом четырех времен года, то есть символами круга Прозерпины. Из четырех фигур сезонов хорошо сохранилась только одна, Осень, однако сюжетный тип абсолютно узнаваем. В центре композиции clipeus, на котором по обычаю высекался портрет усопшего, но здесь вместо портрета вырезан семисвечник (менора) из Моисеевой скинии завета—наиболее адекватный и узнаваемый символ иудаизма. Изображение меноры настолько символически значимо и настолько типично для еврейских погребений, что принадлежность саркофага еврею, несмотря на чисто языческий entourage71, просто вне сомнений редь, заяц и собака вводят в композицию мотив охоты или выступают как его реликт. Этот глубоко типичный для символики римских саркофагов мотив метафорически представлял похищение души смертью. С другой стороны, нельзя не отметить, что символика четырех времен года, так же как и символика зодиака, довольно активно проникала в декор древних синагог-